Он жил, так как будто Завтра никогда не наступит.

А оно наступило.

Разучились любить то, что любим…

Это не умещается в радугу над нами…

Научились любить то, что любится, так как надо…

Наверное, потому, что так проще…

Говорим, что солнце светит всегда…

Хотя знаем, что оно растворилось в смоге…

Работает радио, и мы знаем лишь то, что оно вытрескивает в нас из динамиков…

Пусть кто-то, но он не то, что нам надо…

У него нет рекомендаций от СМИ…

Я хочу потому, что меня так научили хотеть?!

Но я хочу хотеть по-другому…

А меня не научили как…

Я не конформист, я не умею быть им…

Я нон конформист, но не знаю что это такое…

Люблю ту, которая где-то

Не вижу то, что под ногами, но вижу всё отображённое монитором…

Поток сознания – ручей приспособления.

Выбор ограничен незнанием, что ты вообще выбираешь!

Так мне и надо?! Да, я заслуживаю того, что есть!

Оригинален ли я?! Нет!!! Я лишь последователен!!!

 Депеш Юрий

http://www.depeche.nm.ru

Эта порция рома была лишней, но не последней. Впрочем, блевать было нечем. Апельсинов в баре не было – лимонами закусывать не хотелось, но их регулярно давали – по дольке к каждой порции.

Посетитель задумчиво выбрасывал лимоны в пепельницу.

Пепельница давно вышла из берегов, но бармен не спешил ей на помощь.

За глаза этого посетителя все называли Ромовой Бабой. Вовсе не из-за того, что по паспорту тот был Романом Бабьевым, но скорее из-за того, что должно было произойти с ним после восьмой порции рома. Тёмного рома.

Пить Роман любил и умел (до определённого момента), но восьмые пятьдесят грамм всегда, без исключения, для его душевного равновесия были фатальными. Не взирая на то, что он был двух метрового роста и девяносто шести килограмм весом, сопротивляемость организма была незначительная.

Социальный статус держал Романа Бабьева в узде с вечера воскресенья до утра субботы. В субботу он всегда срывался и растворял своё имя в тёзке роме.

Ближе к одиннадцати вечера подоспела кульминационная порция. Где-то с час Роман изливал душу бармену. Тот вежливо Романа не слушал.

Задав бармену душещипательный вопрос «Понимаешь меня?» и, получив в ответ пуленепробиваемое «НЕТ!», Роман залил в себя последние капли тёмной ароматной жидкости.

Бинарное оружие вступило в реакцию.

Набрав полные лёгкие воздуха, Роман обмяк. Ему стало жалко себя, и немножко стыдно. Слёзы хлынули чётко по расписанию. Все вздохнули с облегчением. Сегодня обошлось без мордобоя и разбитых зеркал.

Выплакав из себя все четыреста грамм Роман – опустошённый, но угомонившийся – вышел на улицу. Дежурное такси, по привычному маршруту, довезло Романа домой (по субботам он не пользовался служебной машиной). Утром воскресения ему надо было говорить людям о добродетели и любви.

Таксист этим утром прокручивал в голове слова, которыми его пичкал всю дорогу Роман. «Ибо настолько Бог возлюбил птиц небесных, что, подставив щёку нищих духом, не думая о дне завтрашнем, не видит бревна в собственном царствии небесном. Поэтому и отдал своего сына единородного, чтобы блаженные шли и учили не смешивать ром с портвейном!».

По воскресениям пастор Роман клеймил позором безнравственность и пороки современного общества. Сегодня это получалось у него особенно вдохновенно.

Паства с умилением слушала Романа и безропотно отдавала в церковную кассу десятину…

(Жена бармена сидела в первых рядах, и что-то шептала на ухо соседке).

…но на пасху люди приносили в церковь не куличи, а ромовые бабы.

Me casa - su casa!!!

Слонялся как-то по Киевскому рынку, что находится прямо у выхода из станции метро Героев Днепра, если не ошибаюсь. Люблю бесцельно слоняться по таким вот рынкам, часто не понимая, что меня туда привело. У одного из контейнеров споткнулся и увидал кружку-термос из нержавейки.  Стоила она что-то около 38 гривен, хотя сейчас это уже и неважно. Блестящая, радующая глаз. Опомнился лишь тогда, когда пришёл домой с этой вот кружкой.

И с двумя бутылками Коктебельской Мадеры, по семь гривен восемьдесят копеек за бутылку.

Обмыл покупку, чтобы значит, кружка не продырявиласьJ. Смутно помню, что было дальше, а когда пришёл в себя, то увидел записку на подоконнике. От девушки. Стало быть, знатно обмыл. Записка после переезда потерялась, а кружка осталась.

Что только я не пил из этой кружки, но помнится только вкус нержавейки и Мадеры. Во все поездки она была со мной, никогда и никуда без неё не ездил.

Многие тысячи километров с Кружкой за плечами.

Теперь вот «остепенился» и кружка стоит на полке и потихоньку наполняется пылью и мелочью оставшейся от покупок, напоминая о тех дорогах, которые ещё не прошёл, о тех городах и странах, где ещё не был.

И тёрпкий аромат Мадеры…

Кто больше теряет?

Тот кто приобрёл утеряное или тот кто

потерял приобретёное?

Или же тот кто боится приобрести нетеряемое?

Отчего страх "наместе" позволяет умереть, в то время как страх набегу оставляет вживых?!

Зачем мы прячемся того, что позволяет нам тепло улыбаться не прячась невсебе?!

И в конце концов! Зачем, чтобы не потерять друг друга мы должны делать вид, что

мы всегда стояли на месте, по направлению друг к другу?

Зависимость независимости?!

P.S. Я не боюсь тебя рядом! Хочу верить в то что не боюсь...

Знать о том чего не знаешь

или верить в то во что невозможно верить?

Идеи есть всегда, иногда кажется, что их больше чем можешь реализовать.

Вот тогда то и появляется странное ощущение, что всё выдуманное тобой - никому не нужная чушь.

Но потом наступает утро нового дня и всё становиться пох.

Готов поделиться идеями с каждым, кто непобоится их реализовывать! : + )))

P.S. а вчера мы производили топосъёмку площади Гагарина. На фото его младший брат: + ))))))))